Мы сидим на корме, теплая лунная ночь плывет навстречу нам, луговой берег едва виден за серебряной водою, с горного —
мигают желтые огни, какие-то звезды, плененные землею. Все вокруг движется, бессонно трепещет, живет тихою, но настойчивой жизнью. В милую, грустную тишину падают сиповатые слова...
Неточные совпадения
Пришел длинный и длинноволосый молодой человек с шишкой на лбу, с красным, пышным галстуком на тонкой шее; галстук, закрывая подбородок, сокращал, а пряди темных, прямых волос уродливо суживали это странно-желтое лицо, на котором широкий нос казался чужим. Глаза у него были небольшие, кругленькие, говоря, он сладостно
мигал и улыбался снисходительно.
Утро было пестрое, над влажной землей гулял теплый ветер, встряхивая деревья, с востока плыли мелкие облака, серые, точно овчина; в просветах бледно-голубого неба
мигало и таяло предосеннее солнце;
желтый лист падал с берез; сухо шелестела хвоя сосен, и было скучнее, чем вчера.
Оплывшие свечи горели
желтыми длинными огнями и
мигали.
Голова у него была в чалме из полотенца;
желтый, похудевший, он сердито
мигал опухшими глазами и не верил, что я нашел кошелек пустым.
Зажгли две лампы, их
желтые огни повисли под потолком, точно чьи-то потерянные глаза, висят и
мигают, досадно ослепляя, стремясь сблизиться друг с другом.
Из переулка, озабоченно и недовольно похрюкивая, вышла свинья, остановилась, поводя носом и встряхивая ушами, пятеро поросят окружили её и, подпрыгивая, толкаясь, вопросительно подвизгивая, тыкали мордами в бока ей, покрытые комьями высохшей грязи, а она сердито
мигала маленькими глазами, точно не зная, куда идти по этой жаре, фыркала в пыль под ногами и встряхивала щетиной. Две
жёлтых бабочки, играя, мелькали над нею, гудел шмель.
Глаза у Якова грустно
мигали, кожа на лбу отчего-то
пожелтела и светилась, как лысина на голове его отца.
На его костлявом лице уныло торчал птичий нос, пугливо
мигали круглые, бесцветные глаза, редкие
жёлтые волосы росли вихрами.
Говорил он долго и сухо, точно в барабан бил языком. Бурмистров, заложив руки за спину, не
мигая, смотрел на стол, где аккуратно стояли и лежали странные вещи: борзая собака
желтой меди, стальной кубик, черный, с коротким дулом, револьвер, голая фарфоровая женщина, костяная чаша, подобная человечьему черепу, а в ней — сигары, масса цапок с бумагами, и надо всем возвышалась высокая, на мраморной колонне, лампа с квадратным абажуром.
Она молчала, вздрагивала и смотрела дико, не
мигая. Посмотрел на затекшие, побагровевшие руки, стянутые веревкой безжалостно, и развязал их, тронул пальцами голое
желтое плечо. Уже ехал на извозчике городовой.
Она встала и медленно приближалась к дочери, с протянутыми руками, видного роста, в корсете под шелковым капотом с треном, в белой кружевной косынке, покрывавшей и голову. На лицо падала тень, и она смотрела моложаво, с чуть заметными морщинами, со слоем
желтой пудры; глаза, узкие и близорукие, приобрели привычку
мигать и щуриться; на лбу лежали кудерьки напудренных волос; зубы она сохранила и щеголяла ими, а всего больше руками замечательной тонкости и белизны, с дюжиной колец на каждой кисти.